3 декабря 2016 года

В Покровском храме прошло Всенощное бдение в честь Праздника Введения во храм Богородицы.

Слово огласительное святителя Геннадия Схолария, патриарха Константинопольского на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы:
    - Свойственно толпе, немощной по духу и отнюдь не обладающей силой к тому, чтобы прийти в разумение смысла вещей, считать, что человеческое блаженство заключается в том, чтобы или быть родителями славных людей, или же — происходить от знаменитых, принимая это не столько как знак возможной добродетели (которой они и являются участниками), но ставя самое такое родство как предел и границы счастья.

Мы согласны, что уже совершенно преданы материи те, кто принимают за человеческое счастье богатство и наслаждения и почести от людей и называют «блаженными» тех, кто в сытость наслаждаются этим; ибо люди такого рода не только восхищаются тем, что на самом деле несущественно, ставя его на место существенного, но извращают самый порядок человеческой жизни. И по причине того, что трудно стяжать и обладать, в одно и то же время, и добродетелью, и вещами такого рода, они расходуют свою жизнь в порочности и все делают «вверх дном», ни перед чем не останавливаясь ради удовлетворения своих вожделений. Что же касается более, так сказать, разумных, но в то же время низко и дешево оценивающих достоинство человека, то им представляется чем-то великим для их достижения и, можно сказать, самым важным в человеческой жизни — быть в родстве с высокопоставленными лицами. Но Слово Истины, очевиднее поясняя, в чем заключается «блаженство» и кратко обозначая, в чем сущность истинного повода для ублажения: «Блажени, — говорит, — слышащии слово Божие и хранящии е».    То же самое, по смыслу, Он сказал и возвестившим Ему, что Матери и братья Его стоят вне, желая Его видеть. Ибо ясно, что и оная женщина, и они, ссылаясь на то же самое, и говорят то же самое, как и теми же движутся побуждениями, а Владыка наш одинаковый дает ответ и одинаковым образом возводит и ее и их к совершенству в познании истинного и действительного блаженства: ибо и та женщина считала Богородицу блаженной по причине Ее родства (с Господом Иисусом Христом), и те, почитая родство, возвещают Иисусу о Его Матери и братьях и пытаются ввести их и почтить тем, что дают им пройти. Но Он достаточно строго отвечает им, ибо они думали и от дела отвлечь Его, и отстранить от слова учения, полагая, что, на основании благоволения и уважения к Своим родным, они пользуются у Него бόльшим весом. Тем не менее, ни там Он не отрицает, что Родившая Его — блаженна, ни здесь Он не отвергает родственность оных, но эти понятия (блаженство и родственность) более приличествует Ему определять, соизволяющему и подтверждающему сие, но различающему, что более блаженны и более родственны Ему те, кто слушают слово Его и сохраняют его, т.е. исполняют (слово) на деле. — Ибо недостаточно, говорит Он, родственности по естеству, если при этом не будет и родственности по расположению духа. Но Он не отвергает Матерь от истинного родства, как не исключает Ее и из истинного блаженства, и не Ей противопоставляет предстоящих Ему (да и как бы это могло быть?!). — Ей, Которая преизобильно исполнила всякую человеческую добродетель, и до Рождения Господа, и после Рождения: но Он говорит это, наставляя младенческое понимание тех. Эту похвалу, в то же самое время, Он и Матери Своей усвояет, ибо Он как бы так сказал: Посему-то Она еще более блаженна: ибо не только родила Она и вскормила Меня, но и слово Божие и слушала и сохранила. Посему-то Она еще более родственна Ему: ибо, вот, и Марфе Он сказал: «Ты печешися и молвиши о мнозе. Мария же благую часть избра, яже не отъимется от нея»; не порицая этим и не осуждая деятельное тщание Марфы, но выше сего неотвлекаемое созерцание Марии. Хороша, действительно, и твоя старательность, говорит Он, но та избрала лучшую и неотъемлемую часть; с тебя когда-нибудь снимется это бремя нужды, с той навек пребудет сладость Истины. И в этом случае тоже самое: Ты ублажаешь, говорит Он, Родившую и Вскормившую по той причине, что Она зачала и вскормила Меня; Я же тебе говорю, что Она еще более блаженна по той причине, что во всем держалась слов Божиих, не упустив ничего из того, что в пределах возможности человеческого естества; и этими (Божественными словами) можно возжечь в себе стремление к Первой Красоте, и даже находясь в узах плоти, неким образом соединиться с Нею, ибо от Нее посылается непрестающий луч.
О, воистину Блаженная Дево, и в том и в другом: и по расположению духа, и по естеству Матерь Божия! К Тебе обращу в дальнейшем все мое слово! О, Жено чистейшая и душой и телом: не только всех жен, но и всего естества Цвет, — Цвет из всех цветов наипрекраснейший: ибо Ты стала Корнем и Началом всех определенных ко спасению, подобно тому как первая женщина была и сделалась и началом всех отверженных! Ибо через ту пришло неверие и ослепление и страстность плоти. А от Тебя явилось для имевших и имеющих благое устроение — и просвещение духа, и очищение и целомудрие тела, и вечной жизни твердое и известное упование. О, Священный Храме, в Котором чудесным образом совершилось примирение Бога и людей: Божества, потерпевшего соединиться с тварью и, будучи превысшим и таковым оставаясь, снизойти к общению с худшим; ибо казалось невозможным или не обожествить то, что было воспринято, или не подавить то, что было божественным; и не иная какая цель была подобного человеколюбия, как та, чтобы так облагородить и привлечь человека к лучшему уделу. О, Начало и Вступление в любомудрие о Христе! Ибо в Твоем лице человеку подобало прийти в совершенство — прежде усовершенствования во Христе: дабы не только от самого прекрасного, что только есть в естестве, явился с небес Человек (ό βροτός), и не только красоте Кореня соответствовал именно Такой Человек, Который превосходил бы других людей только Божеством и образом жизни, соответствующим Богу, восхотевшему жить человеком, именно так жить, как Он желал, чтобы в начале мiра жил человек, — но, также, что еще более вероятно, чтобы Ты явила пример для избравших любомудрие: так что, если бы кто возымел сомнение относительно возможностей естества, то мог бы иметь перед очами Твой пример.   Ибо Рожденный от Тебя, смирив Себя до образа раба и горчайших страданий, Твоим примером возбуждает тех, которые последовали за Ним, и являет их вновь укрепленными величием и силой Божества: тех, которые хотя и полагали бы, что в руках человека следовать доброму произволению, но считали бы, что человеку не свойственно обладать той силой, которая необходима для преодоления трудностей при совершении добрых дел: а приобрести ее — нелегко. Его произволение, когда Он был на земле, хотя, воистину, было человеческой волей, какая и у иных людей, однако, это была и воля Самого Бога, избравшего, образовавшего и исполнившего и делами осуществившего, — воле Которого во всем сшествует могущество. Но Тебе — предпочесть и совершить лучшее, было чисто человеческой и согласной естеству заслугой. Поэтому даже больше, чем за Рождение Бога, Рожденный исплел Тебе венец, поскольку в противном случае это было бы скорее счастье, чем заслуга. Прекрасность естества в Тебе превзошла дар совершенного в Тебе чуда; ибо то, что Ты уготовала Себя для сего (чтобы стать Божией Матерью), насколько это было в Твоих силах, это — Твоя личная прекрасность, и Он приносит Тебе похвалу; что же касается благодати свыше, и водительства, и первого толчка, и укрепления, то это было необходимо, ибо без излияния свыше ни один человек не в силах ничего совершить: ни малого, ни великого. Однако это отнюдь не отняло чего-либо от славы венцов: ни от Тебя, возмогшей совершить величайшее, ни от тех, которые, так или иначе, были добродетельными.
   Итак, отсюда желающие воспользоваться научающим словом истины и получить оттуда силу для делания могут представить перед своими очами Твою добродетель, которую усовершила благодать Воплотившегося и показала нам, как бы в теоремах, что, взирая на нее, отнюдь не (надо) отчаиваться в том: по силам ли что будет. И, действительно, многие из ревнителей не отчаялись и взошли на вершину любомудрия о Христе, в радости воспевая Твое всестороннее преизящество, бывшее результатом и Твоей личной прекрасности, и всемiрного, более, приличествует сказать, чем лично Твоего, — благобытия. С другой стороны, Твой пример послужит и борющимся со своей гордостью, ибо все люди во всяком возрасте, если сравнить с Тобой, убеждаются, насколько они далеки от должного. И так человеку будет легче и непостыдно идти путем «между одним и другим» (т.е. держаться среднего пути, идущего между отчаянием и дерзостью), как это говорится в пословице.
Итак, разумея под этим совокупность добродетелей, мы познаем и именуем Тебя Девой — «святой телом и духом», как сказал бы Павел, — свободной от житейской заботы, пекущейся же лишь о том, что — Господне, преестественно украшенной непорочностью тела и после Рождения, пребывавшей же вне вкушения какого-либо чувственного услаждения, имевшей же душу, недоступную для туч плотских помыслов, проведшей жизнь с непрестанным, можно сказать, вкоренившимся состоянием чистоты, что именно и определяется как совершенство и сущности девственной чистоты; в этом-то одном и заключается все, и в оном нет недостатка ни в чем прекрасном: воздержание, трезвение, кротость, невозмутимость духа, достоинство при скромности, презрение к деньгам, пренебрежение к привременной славе, уравновешенность, умеренность, предание подавляемой плоти болезненным трудам, возвышение духа к Богу, путеводные откровения свыше, еще больше возбуждающие желание духовной красоты.   В этих прекрасных добродетелях Ты, обитая в Храме, с самого начала упражнялась; совершенствовалась же после неизреченного Рождения. Если же была нужда в некотором добавлении, ради совершенной полноты добродетели, то и этому послужило Тебе время после Владычнего Вознесения. И узрел лик небесных сил, по образу величайшего чуда — Вознесения от земли Богочеловека, — Человека сверх-сияющего, Матерь Богочеловека, сопровождаемого Ангелами, и, при общем согласии, поставляемую выше всех находящихся на небе существ. И, непроходимый раньше, путь на небо — после Тебя сразу стал открытым для всех людей, принимающим благоразумных путников и приводящим их к Богу и к Тебе; из числа которых одни — в пустынях любомудрие, другие — бедствия от насильников, переносимые за свободу богодухновенного слова, иные же — неусыпное предстоятельство в Церквах, и иные иное какое приносят приобретение как знамение проявленной ими любви к Владыке и наград, отвечающих заслуге. Таковой Тебя, Светильник, Божия благодать, возжегши, не скрыла под спудом, но поставила на свещнице, чтобы Ты оттуда светила мiру, весьма благопотребно явив Тебя для дела Домостроительства: Твою неизреченную чистоту, воистину, уготовав Себе, как орудие чудесного человеколюбия, Тебе же даровав избрание — послужить таинству воссоздания мiра.
Посему и с древних времен Тебе было уготовано все сопребывающее, в чем была нужда: и подобало Твой удел, в его новоначалии, показать как достоверное и не имевшее никакого недостатка в тех великих вещах, которые, мог бы кто сказать, должны иметь место. Ибо, если мы исключим так называемую в народе «бедность», которую Владыка предпочел и для Себя Самого, а также и для Тебя, тем являя, что та борьба, которую Он ради нас вел против заблуждения и делателей зла, как и победа, должны приписываться непосредственно Божественной, а не человеческой силе, а также тем почитая нищету духом, благодаря которому Он дарует подражающим Ему сокровища на небесах и тамошнее Царство, — то все почетное незамедлительно, с самого начала, шествовало с Тобой: род — вместе священнический и царский, и не какой-нибудь из многих, но именно тот, который, согласно божественным возвещениям, был соблюдаем для неизреченного Рождения; добродетель родителей, которой все восхищались; зачатие от них по обетованию более возвышенному, устраняющему препятствия естества и возраста; вход во Храм в трехлетнем возрасте и божественное обитание во Святая Святых под надзором прекрасных наставников — первосвященника и Ангела, способствующих возрастанию красоты возраста и добродетели, — все это является предметом сегодняшнего дня, когда мы празднуем память предначинания нашего спасения; немедленное обручение после выхода из Храма и образ жизни, и по собственной воле, и по Закону, еще воздержнее прежнего; к тому же, возвещение тех благ, которые издревле возвестили Божии Пророки, как имеющие прийти через такую Жену; и по сему образу — и Зачатии в Тебе Божественного Слова и Бога, лучше же сказать — восприятие Богом человека, единение с ним по Ипостаси, не по естеству, действием всеживотворящего Духа и безграничной силой Вышнего, давшего девственной матери способность родить; затем — пророчество находящегося во чреве величайшего из Пророков, ощутившего присутствие чревоносимого Владыки, взыгранием, как позднее, голосов, воздающего Ему свидетельство и выражающего удивление, или, лучше сказать, совершающееся внутри чрева первое чудо Иисуса, посвящающего, от чрева Матери, находящегося во чреве же Пророка, и как престола Отеческого Он вдохновлял древнейших Пророков, так и ныне из Материнского чрева принимающего конец и прекращение Пророков: как те пророчества возвещали, что грядет спасение и оные прежние откровения примут конец, так он, будучи последним из тех, которые предвозвестили воссоздание человека, говорит и убеждает, что оно уже пришло.   Не буду останавливаться на матери Пророка, которая была исполнена Бога, чтобы воспеть Тебе пророчески оное благословение или, лучше сказать, — как то подобает толкователю — изъяснить значение взыграния Пророка. Пройду мимо Рождества и чудес, связанных с ним, — то предметы иных празднеств и речей. Все эти почести, бывшие Тебе от Бога, насколько они принадлежат Божественному Промыслу и присносущной в Нем воле о воссоздании людей, мы оставим предметом для размышления, в настоящее же время почтим их молчанием. Но то, что такого рода вещи должны были послужить Твоей добродетели и что таковыми почестями подобало воздать Тебе честь, как и то, что для Бога, изначала благоизволившего такими путями восстановить человека, подобало быть Такой Матери, и что целью этого было сделать явным, вместе, и Твое святейшее произволение духа, и Твое исполненное божественной красоты житие, Тебе же Самой (подобало) явить величайшие почести, для естества же, через Тебя, (подобало) положиться началу получения пачеестественных даров, — это и самого света яснее! И Ты, действительно, сокрывалась: «Не ведущи шуйце Твоей, что творит десница» (Мф. 6:3), как говорит Писание: ибо (этому) Ты была научена Богом, подобно лучшим ученика, которых наставники трудятся привести к совершенству знания, дабы и для прочих они были примером и помощью им. Но Владыка, как я выше сказал, благовременно на свещнице поставил Светильник. И Ты, воистину, собрала прекрасность добродетелей, а Он сокровиществовал для Тебя венцы за служение Твое. Ибо имеющему будет дано, как Сам Он говорит, мерой Возмеривающий обладающим (ужу) тем, что от Него дается, как, напротив, думающих, что обладают, и, однако, того не имеющих, Он затем лишает причин необоснованной надежды и отнимает у них, — что и справедливо. Тебе же, сокровиществовавшей величайшую прекрасность и до крайних границ естества явившей тщание в величайших добродетелях, Он в равной мере справедливо и отмерил, даруя тождественное, не имея дать ничего большего, как непостижимое общение с Собой, и это как в естестве, которое принял от Тебя, так и в тех дарах, которые через Тебя уплатил человеческому естеству.
Итак, достоит ублажать Тебя за Твое преуспеяние, как человека. Ибо Ты исполнила весь круг добродетелей и в том и в другом естествах, поскольку прошла через каждую, вплоть до последней, не уменьшаясь в славе; достоит ублажать Тебя и за помощь, данную Тебе свыше, с которой Ты преуспела в таких великих вещах. К тому же, достоит ублажать Тебя как за чудеса, явленные на Тебе, которыми Ты прекрасно была уготована на служение и которыми, в некоем чудесном последовании, Ты была обозначена, — так и за те блага, которые через Тебя были привнесены всему естеству, блага, которыми, в целокупности, по причине основной добродетели, Ты была украшена. И поскольку, слушая божественные слова, — те ли, которые воспевались в Храме, или же те, которые от вышнего просвещения укоренялись в Твоей душе, — Ты знала все сохранить, и ничего из них не оставить неисполненным, то поэтому Ты удостоилась с радостью и со страхом принять внутрь нашедшее на Тебя Божественное Слово, и удержать Его, и вскормить в Тебе, и родить. И то, что мы, люди, приносим Тебе, это — благодарность, которая выражается только в словах и благодать которой обращается на нас самих; ибо ни одно из наших ублажений Тебя не в силах выразить Твою заслугу, мы же сами от восхвалений нашей Благодетельницы отходим несколько лучшими. Но Сын Твой и общий наш Владыка и словами, и делами явил Тебя блаженной: делами — даровав всякую причину для ублажения Тебя; в словах же — когда то ублажение, которое другие громким голосом возвещали, подтвердив молчанием, Он от Себя прибавил то, чего недоставало в их словах, но в чем именно и заключалось основание для большего и почти всего. Может ли что быть славнее такого ублажения?! Но и до времени Домостроительства (Воплощения), Он — «сущий в начале Слово Божие и у Бога» — почтил Свою Матерь прообразами; и то уважение, которым люди окружили их, заключало в себе указание на то почитание, которое люди ныне имеют в отношении Тебя. Ибо хотя, как я выше сказал, Ты и вошла в человеческую жизнь как Светильник, поскольку Ты первая явила очевидную и истинную и чистую добродетель, но и само окружение Светильника Ты исполнила светом праведности, тем светом, говорю который прекрасно именуется Истинным Светом, как это свойственно быть Богу, и силой которого Он таинственно и духовно просвещает всех приходящих в мiр. Но Ты была также и Трапезой, и Предложением, — не временных хлебов, и, в свою очередь, производящих у едящих временную жизнь, но Хлеба, сшедшего с небес, от Которого законно вкушающий имеет вечную жизнь и не страшится телесной смерти. И не некое малое и вещественное в Тебе было освящено место для углей, воскуряющих аромат ладана, но Ты (вся) явилась возвышеннейшей Кадильницей: как потому, что стремление к вечному Ты весьма разожгла в Себе Самой, прияв дары Духа и оттуда исполнив весь мiр благоуханием, так и потому, что ты неопалимо прияла Угль Божества, исполнивший души уверовавших прекраснейшим благоуханием духовных благодатей. Кивот Нового Завета, Ты весьма превзошла тот, который был в прежние времена: и Стамной Манны спасения душ наших и всем тем, что было почитаемо в тенях Закона, Ты Сама стала для нас в Истине. Посему, поскольку все это, издревле указывая на Тебя, должно было упраздниться с открытием благодати грядущих вещей, то Закон о вышеперечисленных вещах был разрешен по отношению к Тебе, первой и единственной; и то, что было недоступно для других, для Тебя стало доступно и осуществимо. Впрочем, не столько Ты насладилась от созерцания их, сколько они послужили и покорились Тебе, бόльшими почестями был почтены от присутствия среди них Той, Которая была Истиной их, и уже явилась, и Которую в соответствующее время они вывели к нам, как бы перелагая на Нее, вместо себя, оправдание служения.   Девство же Твое, которое невозможно сравнить, насколько оно было священнее девства других дев, и которое должно было стать явным как на основании добродетели, так и чуда, естественно соответствовало наисвященнейшим обиталищам. Поэтому Ты была приведена в Храм и вписана среди дев родителями Твоими, которые Тебя — наисвященнейший из всех плодов — прекрасно приносят Богу, как дар за дар, и благоразумно воздают Ему почесть в том даре, которым сами были почтены; Ты, минуя общее для остальных дев обиталище, была помещена среди сокровищ Храма, по действию Промысла, подвигнувшего ум Захарии и иных иудеев, если и они, быв осведомлены, соглашались, сами будучи также свыше побуждаемы; если же они были сочтены недостойными участия в плане (Домостроительства), то тогда один он (Захария), — тогда как прочие были в неведении, — совершил такого рода новшество по более непосредственному Божественному поручению.
Итак, о предстоящие, воистину, для восхваления и ублажения Блаженной Девы нам недостало бы никакого времени. И в течение всего года, как вам известно, наше дело — почитание Девы и принесение в Ее честь похвал, которые было допущено людям составить и которые, быв сплетены, и ранее воспевались и непрестанно нами воспеваются. И самих себя мы ежедневно называем «блаженными», и таковы мы на самом деле: ибо имеем Предстательницу и Молитвенницу пред Богом, непрестанно ходатайствующую за нас и за все это государство. Не дόлжно, однако, останавливаться на этом и, воздавая и всенародное оное женино ублажения (Лк. 11:28), считать это достаточным для Нее и для нас, но следует, простираясь далее и воспринимая образ мысли мужей и мудрых, так именно восхвалять Ее, как Она бы желала того, лучше же сказать, как желал бы Он — Начертавший нам, в чем заключается истинное ублажение; и нас самих, по причине Ее, именовать блаженными, именно — по Ее примеру — как слово Божие слушающих и хранящих, и исполняющих на деле. Но ныне — простите меня, что я говорю так откровенно — я боюсь: не приключается ли с нами совершенно противоположное? Если, действительно, обычай является началом действия, а восприятие и опыт часто производят навык, то не подвергаем ли мы себя опасности возыметь уже привычкой — не сохранять (слово Божие), ибо мы его и не воспринимаем, и не исполняем на деле.   Ибо в чем среди нас проявляется слово Божие? Где тот истолкователь Божественных законов, который представил бы нам на пользу живое и вызывающее в нас стыд и угрызение непрестанное поучение? Но нами овладело замалчивание понятий такого рода, наподобие тех поветрий, которые распространяются по городам, что является последней из угроз Божиих. В завершение же всего, и само слово Божие оказалось подверженным порче со стороны «чешемых слухом», как говорит Павел, — и это не на основании искреннего убеждения, но путем обмана и хитрости и по причине алчности и временных почестей, будучи извращаемо и предаваемо. И когда Павел говорил таким образом (то делал это), «не людям угождая, но — Богу»; ныне же многие среди нас, оскорбляя ложью Павлов престол, поступают совершенно противоположно и говорят таким образом, чтобы не Богу, но людям угодить. «Аще бых человеком угождал, — говорит он, — Христов раб не бых убо был». «И как вы можете веровати, славу от человек приемлюще, и славы, яже от единаго Бога, не ищете».
Так пусть всякий обдумает, чтό отсюда вытекает; а вытекает следующее: если желающий польстить слуху могущих чем-нибудь отблагодарить и желая приобрести их благоволение и благодарности, таковой не обретается больше ни среди Христовых рабов, ни среди верных Ему. Мы стыдимся, увы, слова Божия! Мы стыдимся свидетельства Господня! Великое презрение к Отцам; небрежение к Отеческому догмату, или сознательное невежество; нарушение канонов и порядков; почти полное отсутствие какой-либо законности; все по характеру холодного судебного разбирательства, и ничего без предвзятого отношения; порицание тех, кто шествуют правым путем, а они — серьезны и знамениты; изменение лучшего на худшее; сочетание Христа с Велиаром, или, лучше сказать, — Варавва предпочтен Христу; все исполнено невежества и мрака; все ведение дел вызывает подозрение и неудобно; и то, что представляется здравым, открыто для ловушек! «Имже научистеся, и приясте, и слышасте, и видесте во мне, сия творите», — вопиет великий Глашатай Истины. Мы же наставляемся в чуждых учениях, и имя «мира» становится благовидным предлогом, являя, как будто, спасительный меч в духовных делах, а на деле не многим лучше смертоносного мира! Но Павел говорит: «Держися мира с призывающими Господа от чистого сердца. Буих же и ненаказанных стязаний отрицайся». Ибо не достоит иметь мир с теми, который по пристрастности и опасной дерзости все переиначили, говорит он, которые, опираясь на заблуждения и софизмы, восстали против и Писания, и законов, и самых необходимых понятий, — доколе они пребывают таковыми. Мудрым подобает все это отряхнуть; как необходимо также и обращение к народам, или — сохранение глубокого молчания. Ибо лучше, обособившись, чистым сердцем жить вместе с ними, нежели марать себя в лабиринтном мраке диспутов и дел; и лучше в среде чужестранцев приносить плод, нежели духовно чахнуть среди своих.

О, если бы вы послушались меня, предваряя гнев Божий за такие дела! Ибо если когда презрен бывает один из малейших братий и со-рабов, то совершается этим опасное преступление и навлекается страшное наказание за это, то, чего нам остается ждать, когда столько душ бывает презрено, когда Божественные законы многоразлично попираются в течение стольких лет?! Если вы не имеете доверия ни к одному человеку, если с подозрением относитесь ко всякому человеческому совету, то доверье вашу жизнь непосредственно Самому Владыке и Его ученикам и бывшим от Него и даже до вчерашнего дня Отцам нашим; лучше же сказать — пользуйтесь Отцами как примером; правилом же для нас да будет слово Владыки и Его Священных Учеников; таковое, если будет предложено, то уврачует совершенные нами беззакония, но это при условии, что мы будем стойкими, что мы перед тем самым моментом, как нам прекрасно запечатлеться печатью, (внезапно) не отступим, оставляя совершенство Православия. Здесь (в слове Божием) вы познаете, с кем дόлжно искать мира и каким образом, какой мир хорош, а в каком скрывается смертоносный яд; и до каких границ дόлжно соглашаться, а против чего бороться; и где домостроительство, а где нарушение закона и отпадение от Православия; и каким советникам в этом деле надлежит доверять, а каких оставить без внимания; и чего дόлжно просить у Бога, а что следует самим делать; а из того, что зависит от нас, что надо делать, а чему следовать было бы выше сил; что такое душа и что проистекает от нее, а что такое плоть и обольщение телесное, разрушающееся вместе с нею; и что — наше, а что — чуждое, и от чего нельзя отказаться, когда в опасности одно из них; и каким образом при прекрасном пользовании одним, при наслаждении же другим, возможно будет сохраниться и тому и другому. Это все — в полноте Писания. В нем вы узрите начертанным кораблекрушение оного плавания, которое, увы, стало для нас источником всех волнений. Отсюда вы почерпнете нормы (τούς ӧρους) ,благоразумия и праведности, и благочестия и веры, не внимая которым от начала, многие, следуя призракам, вместо того, чтобы следовать истине, прогневали Бога. Здесь вы познаете внутренних врагов — врожденные страсти — и поход против них разума и веры, и то, что если покоримся внутренним врагам, страстям, то приключатся нам нападения внешних врагов еще более прискорбные. Итак, только слушая и исполняя на деле слово Божие, мы будем обладать честью родства с Богом, бывая вдвойне родственны Ему: во-первых, ревностью избрания того, что соответствует Его воле, и, во-вторых, послушанием Его законам, а этим самым — таинственным участием в Его Страстях, не придавая больше значения оному земному благородству чуждого и скоро гибнущего порядка, лучше же сказать — страшного беспорядка… И оный древний Рим, отвергая славу, проистекающую из добродетелей, над сколькими народами зверствовал! Впрочем, и иным образом мы родственны Богу: по причине свыше вложенных неким образом в наше естество подобий в отношении Его: имею ввиду те, которые — в наших душах. К чему была нужда так страстно держаться земных отношений и родственности? Блаженными же мы будем, когда не только будем ими по наименованию, но когда со светлейшими залогами восходя отсюда на небо, — где наше истинное Блаженство, Единый Бог в Троице, — мы будем с Ним пребывать не в гадании, но в видении. Ему слава во веки. Аминь.

Назад