Эстетика зла: почему она привлекательна?

 (источник)

Одно время при Покровском храме существовал киноклуб. Я взялся за него с большим энтузиазмом, который подогревал интерес прихожан. Но вскоре столкнулся с проблемой: людям нечего показывать.

Не то чтобы совсем нечего, но очень мало таких фильмов, на которые можно пригласить прихожан, да еще и с детьми. И дело не в сценах, которые могут вызвать смущение у зрителей. Дело в «выхлопе». То есть после фильма нечего обсудить, нет нравственных моментов, катарсиса, надрыва чувств, стремящихся к перековыванию собственного «я». Почти нет в кино Достоевского, Толстого, других классиков русской литературы. И задаешься вопросом: что же смотреть? Ведь чаще всего в фильме остается одна лишь яркая картинка.

Многие фильмы, которые создаются для большого экрана, великолепно сняты. Они действительно способны завладеть вниманием зрителя с первой и до последней секунды. Такие фильмы могут будоражить, как катание на американских горках. Сюжет здесь не столь важен, важна картинка. Для картинки в этом фильме делается все: грим, спецэффекты. Все продумывается до мелочей. Актеры вживаются в роль, то набирая вес, то наоборот, худея до анорексии, живут с бездомными и стригутся наголо. И, конечно же, вся эта картинка притягивает, завораживает, обволакивает, не отпускает и после просмотра. Даже если она содержит сцены жестокости, насилия, человеческих страданий.

Как мы видим, зло в нашей культуре подверглось эстетизации. Следуя упадническим, декадентским традициям, вымышленное зло преподносится романтичным и многообразным; в то время как на самом деле зло мрачное, однообразное, пустое, скучное.

О злодеяниях мы говорим «бесчеловечно», но ведь зло присуще человеку. Человек после грехопадения обрел падшую природу, удобопреклонную ко греху. Английский поэт Уильям Блейк писал: «У жестокости человеческое сердце». Православный христианин учится видеть зло в своем сердце, чувствует его границы, пытается бороться с грехом.

Талантливый писатель и глубоко верующий христианин Г. Х. Андерсен смог изобразить уязвленное грехом человеческое естество с помощью яркого художественного образа. В сказке «Снежная королева» осколки разбившегося зеркала завистливого злого тролля искажали все, что в нем отражается. Они попадали в глаза и сердца людей, и те начинали видеть дурное всюду, куда бы ни посмотрели.

Человек сталкивается в своей жизни со злом, болью, страданием. В какой-то момент осознает, что зло может исходить от него самого. Но при этом у человека есть свобода выбора, как относиться к этому злу.

Американский солдат, воевавший во Вьетнаме, рассказывал о мысли, поразившей его, когда он стоял, глядя на трупы северо-вьетнамских солдат: «Это был один из тех моментов, когда я оказался за гранью человеческого, смотрел в бездну и… наслаждался тем, что видел. Я отдался во власть эстетики, отделяющей от фундаментальной способности к сопереживанию, позволяющей нам чувствовать страдания других. И я увидел красоту, приводящую в ужас. Война не только отвратительна, война — это свершение сокрушительной и искушающей красоты».

Основатель футуристического движения итальянец Маринетти в своем манифесте писал: «Двадцать семь лет противимся мы, футуристы, тому, что война признается антиэстетичной. Соответственно, мы констатируем: война прекрасна, потому что обосновывает, благодаря противогазам, возбуждающим ужас мегафонам, огнеметам и легким танкам господство человека над порабощенной машиной. Война прекрасна, потому что превращает в реальность металлизацию человеческого тела, бывшую до того предметом мечты. Война прекрасна, потому что делает более пышной цветущий луг вокруг огненных орхидей митральез. Война прекрасна, потому что соединяет в одну симфонию ружейную стрельбу, канонаду, временное затишье, аромат духов и запах мертвечины. Война прекрасна, потому что создает новую архитектуру, такую, как архитектура тяжелых танков, геометрических фигур авиационных эскадрилий, столбов дыма, поднимающихся над горящими деревнями, и многое другое…»

Вот так постепенно восприятие войны и насилия как художественного фильма может превратить страшные события в прекрасные. Можно восхищаться музыкой пулеметов, сверкающей сталью оружия и цветом напалма — очень качественным видеорядом, прекрасной озвучкой, со вкусом подобранным саундтреком. Незаметно для зрителей насилие начинает обладать собственной притягательностью.

Искушающее эстетическое чувство опасно, так как не подчинено нашим понятиям о нравственности. Оно свободно от законов морали, а зло, превращенное в объект эстетики, в значительной мере утрачивает нравственные характеристики.

В черновом варианте предисловия к «Цветам зла» французский поэт Шарль Бодлер писал о своем намерении «выявить прекрасное во зле». Прекрасным можно сделать все. Но Бодлер прежде всего связывает прекрасное со злом и пишет, что убийство — излюбленное украшение красоты. В его поэзии чувствуются страшное уныние и всепоглощающая тоска, а зло подается как лекарство от этого мучительного состояния. Так зло становится суррогатом блага.

Измученная грехом человеческая душа не теряет своей тяги к прекрасному. Но взглянуть на чистую красоту, на Божие творение для него становится мучительно. Легче искать прекрасное в чем-то менее отражающем Божественную благодать, чтобы эта красота не ослепила своим светом. Проще вооружиться «фонариком» и найти прекрасное в ужасном. Безусловно, для этого любому творцу, будь то художник, поэт, музыкант или режиссер, нужен талант. Талант изобразить свою душевную боль и страдание, чтобы зрители, слушатели и читатели в творческом отражении находили себя, свою боль и в этом «узнавании» обретали обманчивый покой.

Вернемся к нашему киноклубу. Если мы не видим в фильме чего-то высокого и глубокого, нас прельщает лишь картинка, то чем нам такой киносеанс может быть полезен? Есть ли что-то за красиво снятыми кадрами, прячется ли за ними какая-то подоплека или это очередная возможность окончательно запутаться в черном и белом, прекрасном и омерзительном?

Печально, как в эстетических и романтических образах зло преподносится в современных фильмах для детей и подростков. Особой привлекательностью обладают бессмертные кровопийцы благодаря восторженным сагам о вампирах. Трансформированные сюжеты классических сказок, как в «Малифисенте», мультфильмы Тима Бартона, мультсериалы про ведьмочек «Винкс» и про фэшн-кукл-вампиров «Монстр-хай» — всё это делает мистический, демонический мир для детей родным, не таким уж плохим. Наоборот, завораживающим, магнетически манящим. И у ребенка стираются ориентиры, он видит, что в загробных монстрах-героях есть что-то хорошее, человеческое, доброе. Они способны на добрые и благородные поступки. Делая зло привлекательным, легче заменить им добро. Манипуляционная матрица «окна Овертона» и здесь неплохо работает. В руках девочек все чаще можно увидеть бледнокожую куклу с гробиком, нежели пупса в коляске…

Мы привыкли к расхожим фразам о том, что мир многогранен, его нельзя описать в черно-белых тонах. Но не надо забывать слова апостола Иакова о том, что невозможно производить одному источнику горькую и сладкую воду. Ему вторят святые отцы нашей Церкви. Его можно кратко обозначить так: если человек не стремится к добру, он попадает во зло. В подтверждение этого достаточно привести поучение преподобного Макария Великого, который говорит о невозможности успокоения в стремлении к Богу, а если это успокоение произойдет, то человек сразу же уподобляется сатане. То есть статика не нейтральна, но пагубна, если рассматривать ее как нечто среднее между добродетелью и пороком.

Так что же делает зло привлекательным? Прежде всего абсолютная вседозволенность. Зло отменяет мораль, заповеди, обязанности, самоограничение и самодисциплину. Оно позволяет человеку то, что запрещает христианство. И человек начинает испытывать ложное чувство свободы, которое ведет к гибели. Зло в красивой обертке, художественные образы зла, созданные талантливыми людьми, способны вызвать эстетические чувства. И чем больше человек отдаляется от Бога, тем больше это зло кажется ему прекрасным. Объясняется это голодом по прекрасному, по ощущению душевного мира и благодати. В то время как наслаждение от «эстетики зла» — это такое же искаженное отражение в осколке зеркала, разбитого завистливым троллем.

Священник Сергий Сивоплясов

Назад